Зенобия осторожно провела меня по уступу, объясняя, где тут опора, и мы стали спускаться всё ниже и ниже, не знаю точно, сколько времени, но путь показался мне очень долгим. Со временем камень под моими ногами снова стал ровным (и леденящим), а иногда настолько гладким, что казалось, будто мы шагаем по ступенькам.
Потом Зенобия удивила меня, когда вытащила из кармана маленький фонарик, включила его и бросила в яму. Я услыхал там, внизу, копошение, и что-то поймало фонарик и направило луч света прямо на нас. К тому времени мои глаза настолько приспособились к темноте, что даже это ослепило меня, и я отпрянул назад, но всё-таки немного различал детали пещеры, где мы находились. Большую часть потолка покрывали пряди чего-то, похожего на мокрые и липкие вервия. Тут в самом деле присутствовал Иной Народец, сильно смахивающий на пауков, но подальше, на полу, были и другие, с медведей величиной и немного похожие на медведей обликом, хотя и без шерсти, белые и дряблые, с огромными когтями.
Паутина из такого же мокрого и липкого вервия закрывала большую часть дыры. Оттуда просачивался свет.
— Привет, — произнесла Зенобия.
Раздавшийся снизу голос был мужским и звучал очень испуганно.
— Благодарение Богу, ты вернулась! Ты должна вытащить меня отсюда!
Свет упал на моё лицо.
— Это Авель.
— Привет, — поздоровался я.
— Дети, вы должны мне помочь! Идите, расскажите родителям! Приведите полицию! Приведите хоть кого-нибудь!
— Пока что я просто не могу, — ответила Зенобия.
— Почему же нет? Прошу…
— Это трудно объяснить.
— Полицию!
— Нет здесь никакой полиции.
За нашими спинами Иной Народец закопошился и начал издавать чирикающие звуки.
Я перебил их. — Кто вы такой?
— Меня зовут Лестер. Лестер Николс. Я корреспондент. «Скрантонский Вечерний Часовой». Слушай, Авель, если ты поможешь мне отсюда выбраться, то станешь героем. Я сделаю тебя знаменитым. Это будет крутая-прекрутая история. Ты станешь богатым. Ты попадёшь в телевизор.
— Я видал телевизор, — ответил я. — У Брата Азраила в лавке есть телевизор и видеомагнитофон. Иногда он показывает нам кино. Никогда не замечал там никого из знакомых.
— Иисусе Христе! Ты, что же, не понимаешь? Я ведь свихнусь, тут, внизу, если ты меня не вытащишь. Я же умереть могу!
— Нет здесь никакого Иисуса Христа.
— Думаю, нам уже пора, — добавила Зенобия.
Это замечание вызвало бурю умоляющих и проклинающих воплей. Он даже швырнул в нас камнем, который взлетел вверх и с грохотом приземлился где-то за нами.
— Это было не очень-то любезно, — сообщила Зенобия. — Но я принесла тебе вот что. — Она вытащила из другого кармана яблоко и уронила в яму.
Затем мы оставили его, поднимаясь назад тем же путём, каким пришли, а Иной Народец следовал за нами по пятам, но не преграждал дорогу. Как-то раз что-то мокрое и холодное тронуло меня за щиколотку, но я отбросил это пинком и оно не сграбастало меня.
Когда мы уже далеко ушли в дебри, почти до самого Леса Костей, Зенобия поинтересовалась: — Ну, разве это не круто?
— Да уж… круто. Как он там очутился?
— Я наткнулась на него в лесу. Он мне всё разболтал: о том, что корреспондент, что жаждет шанса наткнуться на грандиозную историю, и всё поведать миру про Хоразин и наши обычаи. Не думаю, что старейшина Авраам этому бы обрадовался, а ты?
— Нет…
— Сначала он всучил мне шоколадный батончик. Я его взяла. Потом деньги. Двадцать баксов. Не так уж много здесь можно купить. В любом случае, я пообещала показать ему кое-что крутое. Корреспондент оказался достаточно туп, чтобы последовать за мной вниз, а, когда впервые увидел Иной Народец, то не завопил и не удрал. Он сказал: «Охренеть, что такое» и попытался снять их фотоаппаратом, но только отпугнул вспышкой. Он даже полез в яму вслед за мной. Я спустилась первой. Я сказала ему, будто хочу убедиться, что всё в порядке, но на самом деле затем, чтобы потереть руками и ногами по грязи, наплевать туда и даже посикать, чтобы там пахло, как от меня и Иной Народец не стал бы туда спускаться. Потом я позвала корреспондента. У него нашёлся маленький фонарик. Я велела выключить свет, потому что действительно крутые вещи могли явиться лишь в полной темноте. Вот болван. На это он тоже повёлся. Даже не заметил, что я ускользнула и выбираюсь из ямы, пока мне уже почти не удалось вылезти. Тогда он меня обложил и попытался подняться следом, но Иной Народец выпустил меня и не выпустил его. Они закишели над выходом и начали плести паутину. Она вылетала у них из ртов.
— Значит, это ты бросила его там?
— Ну да. Он вроде как шпион. Я поймала шпиона. И вправду тупой шпион. Он довольно долго бушевал, но, когда успокоился, я сказала ему, что в этой яме и в самом деле есть кое-что крутое — это он сам. Разве не забавно?
— Ну, наверное. (Насчёт этого я не был уверен).
Зенобия по-настоящему неприятно захохотала. Её даже согнуло от смеха. Потом она принялась приплясывать на листве под висящими костями, хлопать в ладоши и верещать голосом маленькой девочки: — Можно, мы его оставим? А? А? Можно?
— Может, нам следует рассказать родителям или старейшине Аврааму?
Зенобия зажала мне рот рукой и строго произнесла: — Знаешь, Авель, молчи-ка о нём. Это только наш секрет, твой и мой. Не рассказывай никому больше. Никто больше не должен об этом узнать.
— Тогда, видимо, мы его оставим.
— Угу.
— Что с ним может случится?
Она пожала плечами. — Если он попытается сбежать, думаю, Иной Народец его слопает. А если останется там, где сейчас, то всё будет в порядке.
Поэтому остаток лета и осень корреспондент просидел в яме и,
